ВЛАДИМИР НЕМИРОВИЧ ДАНЧЕНКО

содержа­нием пьесы и образа; или в уверенной сценической технике, ко­торая давала иллюзию жизненной правды и обманывала зри­теля; но в этих случаях всякий раз, покидая театр и разбираясь в своих впечатлениях, зритель чувствовал ущербность и одно­сторонность полученного им в театре впечатления, по существу только театрального, а не подлинно жизненного и не идейно насыщенного.

 Репетируя, Немирович-Данченко помогал актёрам раскрыть все тончайшие переживания и мысли образа. Его увлекательные беседы, полные неожиданных сравнений, тут же переходили в непосредственные действия. Актёр, по законам МХАТ, отнюдь не “играя образа” или “результата”, где-то в своей фантазии уже знал конечную цель, которая его манила и увлекала. Немирович-Данченко смело вёл актёра к её осуществлению.

 Он очень часто обращался к актёрам на прекрасном языке образов и сравнений, будил в актёре необходимые жизненные и поэтические ассоциации, расширял его знание жизни и наталкивал его на великолепные по простоте и яркости сценические приёмы, которыми и может быть передана жизнь.

 В его работе с актёром не было ни принуждения, ни учительства. Он заставлял актёра жить крупно, ярко и сильно.

Владимир Иванович Немирович-Данченко умер восьмидеся­ти пяти лет. Смерть застигла его в разгаре непосредствен­ной творческой работы и новых, далеко простирающихся замыслов.

Когда, удивляясь блеску его ума, увлекательности его репе­тиций, стремительному чувству новизны, его часто называли молодым, — в этом не было фальшивого преувеличения. Да, он был действительно молод со своей ненасытимой жаждой жизни, которая побеждала старость. Ему можно было позавидовать

Вряд ли кто-либо другой из представителей русского сцениче­ского искусства так полно прошел свой творческий путь. Это была жизнь, богатая переживаниями, успехом, славой,— жизнь, увенчанная признанием народа и правительства.

Никогда не останавливаясь на достигнутом, он всегда смо­трел вперед. Чем ближе он подходил к цели, тем более ясной и достижимой она ему виделась, тем интереснее и увле­кательнее становилась ведущая к ней дорога и тем больше просторы открывались перед ним.

Его интересы были всеобъемлющи. Мимо его внимания не проходила ни одна деталь общественной жизни и быта, а тем более искусства.

Назначение Немировича-Данченко председателем Комитета по Сталинским премиям в области искусства и литературы было воспринято советской общественностью как естественное и органическое — не только в силу его положения старейшины русского театра, но еще более в силу его авторитета во всех областях искусства.

Он всегда жадно следил за ростом молодежи, появление молодого дарования волновало его и вызывало напряженный интерес.

 Человек твердой воли, прозорливого ума, тонкий психолог, Немирович-Данченко умел привлекать в театр разнообразных представителей искусства и, увлекая их своим замыслом, в свою очередь находил в них для себя опору и помощь. Молодые советские драматурги Афиногенов и Корнейчук, композиторы Дзержинский и Хренников, художники Дмитриев, Вильяме и Волков стали спутниками его творческих исканий. Как бы обновляясь от соприкосновения с молодежью, он сам вел ее за собой, за своими планами и мыслями. И она платила ему ответным чувством уважения, восхищения и благо­дарности.

Но, увлекаясь и убеждая, соглашаясь или опровергая, Немирович-Данченко обладал несомненным преимуществом — он умело отсеивал не нужное и с особой проницательностью углублялся в самое важное и ценное в пьесе, в актерском ис­полнении, в работе художника. Он приходил к необходимому и правильному для